Друзья, заранее прошу прощенья,
Быть может и не стоит вспоминать.
А я вот вспомнил, вспомнил все мгновенно:
Деревню нашу: дом, отца и мать!..
Отец и мать мне часто говорили:
Сыночек, милый, к Богу обратись.
И ежедневно обо мне молились,
Но я любил совсем другую жизнь.
Вино, друзья и сотни развлечений,
Мне ослепили сердце и глаза.
И ослепленный, с диким наслажденьем,
Смотрел я в рюмку, а не в небеса.
Молитвы для меня страшнее ада были,
О Боге я и слышать не хотел.
Летели дни; я жил в грязи и пыли,
И думал я, что в этом мой удел.
Мне не забыть, наверное, навеки,
Тот страшный день, отец мой умирал.
Из материнских глаз, слез вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал.
" Ну, где же Бог твой, что ж Он не спасает?
Он исцелитель, - что ж ты не встаешь?
Без Бога люди тоже умирают,
И ты, отец, как все в земле сгниешь".
Он улыбнулся и сказал сердечно:
" Я жив еще, а ты, сынок, мертвец.
Но знай, что мертвым будешь ты не вечно,
И вскоре воскресит тебя творец..."
Отца похоронили... мать молилась.
Вдвойне молилась о душе моей.
Потоки слез, что за меня пролились,
Я буду помнить до кончины дней.
Ну, а тогда, я думал по-другому,
Была мне мать противней с каждым днем.
И вот однажды, я ушел из дома,
Глубокой ночью, словно вор тайком.
Тогда кричал я: "Вот она свобода!
Теперь я волен, в мыслях и делах!"
Не знал тогда-то я, что жизнь-болото:
Ступил на кочку и - увяз в грехах.
И жизнь меня, как щепку закружила,
В водовороте суеты и зла.
В начале, хорошо было кружиться,
Но вскоре, закружилась голова.
И скоро стал ужасной, страшной мукой,
Мне каждый круг и каждый оборот:
Я волю напрягал, до боли ум и руки,
Но жизнь - водоворот, водоворот...
ВИНО - источник зла и тысячи лишений,
Приятный круг, он многих потопил.
Но есть источник жизни и спасенья:
Не пил я из него, а из бутылки пил.
Друзья... Какое лживое, обманчивое слово,
В водовороте, есть и этот круг.
О, если б, жизнь могла начаться снова,
Со мной бы был единственный и самый лучший друг.
Круг развлечений... В золото одетый,
Как ярок он! Меня он ослепил.
Я был слепцом, не видел рядом света,
И в страшном мраке по течению плыл.
Но кто же мог меня спасти от смерти,
От тех кругов, влекущих так на дно?..
Не человек, не человек, поверьте!
Ответьте, кто же, ну ответьте, кто?
Метался я, не находя ответа...
И вот однажды летом, в сильный дождь.
На улице, я друга детства встретил,
Увидев оного, почувствовал я дрожь.
Предстал передо мною образ милый,
Глаза печальные и мокрые всегда.
Забилось сердце, задрожал мой голос,
И вырвались бездушные слова.
"Ну, как там мать? Меня хоть вспоминает?
Наверное, давно уж прокляла?
Хочу заехать все, да время не хватает:
Сам понимаешь, то работа, то дела".
"Дела, работа... Помолчал бы лучше!
Твои дела, не трудно угадать!
Я расскажу, но только, сердцем слушай,
Про то, как позабыла тебя мать!
Когда ты скрылся, мать твоя от горя,
Вся поседела, ведь тобой жила.
И каждый день, с невзгодой лютой споря,
Шла на распутье и тебя ждала...
И руки, простирая к Богу,
Молясь, во имя пролитой крови.
Она стояла, влитая в дорогу,
Столбом надежды, веры и любви.
Ну а, когда стоять была не в силах,
Когда она в постель совсем слегла.
Кровать к окну, подвинуть попросила,
Смотрела на дорогу и ждала".
Его слова, стремительным порывом,
С души сорвали, равнодушие враз.
Я задрожал и прошептал пугливо:
"Скажи, что с ней, она жива сейчас?"
"Сейчас - не знаю, уезжал - дышала,
В бреду шептала страшные слова:
Сыночек...милый...ты пришел, я знаю,
А ты - работа, - говоришь, - дела".
Я побежал подстегнутый, как плетью,
Одним желаньем, жгучим, как огонь.
Увидеть мать, не опоздать, успеть бы,
Упасть пред ней, раскаяться во всем!
Вокзал и поезд. И одно лишь слово,
В висках стучало, молота сильней.
Хотел не думать, но напрасно, снова,
Я слышал лишь одно: скорей, скорей!
Вот поезд стал, я вышел. От волнения,
Меня трясло и что-то жгло внутри.
Я в ночь дрожащей, страшной тенью,
Бежал, от пламени, горящего внутри.
Знакомая дорога и деревня,
И только не знакомый сердцу стук.
Вот кладбище, за кладбищем - деревня,
Могилы. И отца я вспомнил вдруг.
И ноги, как-то сами повернули,
И в тишине, зашелестев листвой.
Меня к его могиле потянуло,
Заброшенной, заросшею травой.
Я шел, до боли напрягая зрение:
Склоненная береза...значит здесь.
Впервые в жизни стал я на колени,
Прижав к щеке холодный, мокрый крест.
Отец, прости бездумную ошибку!
Ты прав...Ты жив...Я слышу шёпот губ...
Стоишь ты предо мной...твоя улыбка...
А я - зловонный, сгнивший, мерзкий труп.
И сердце снова бешено забилось,
Я оглянулся - тьма кругом.
И вдруг - луна окрестность осветила,
И я увидел рядом свежий холм.
И лишь луна и звезды знают,
Как я со стоном на могилу пал.
И мамин холмик обнимал руками,
И землю по-сыновни целовал.
Ты слышишь, мамочка, прости родная!
Не надо, не молчи, ответь.
Давай молиться вместе, дорогая,
Встань, мамочка и мне ответь.
И эта ночь, последней стала ночью,
В моей безбожной, жизненной ночи.
Она открыла мне слепые очи,
И я увидел новый, чудный мир.
С тех пор живу я, с Господом Иисусом,
Мое в нем счастье, мир и чистота.
И сотни раз сказать не побоюсь я:
Что я не смыслю жизни без Христа.
Когда же вижу пред собой картину:
Заплаканную, сгорбленную мать.
А рядом - гордого, напыщенного сына,
От всей души мне хочется сказать:
Вы, матери, имеющие сына,
Прострите ваши руки к небесам.
И верьте, что молитвы ваши сильны,
Творить и после смерти чудеса!
Вы, сыновья, забывшие о боге,
Взгляните на молящуюся мать.
И встаньте рядом, чтоб в своей дороге,
Вам эти слезы не пришлось пожать...

(Николай Шалатовский)